Я шел по улице мимо темных корпусов университета. Серый снег под ногами, бурые ветви лип трещинами избороздили серое небо. Серый вечер, серая жизнь серого человека.
Ни работы, ни друзей и в душе сквозит ледяной ветер – не чета этому декабрьскому холоду.
Прикосновение к щеке – посыпал колкий снег. Я закрыл глаза, вспоминая. Снег – но крупный, пушистый – тихо опускается на еще зеленую траву. Сильных морозов тут не бывает, но иногда идет такой снег, преображая все кругом. Оседает на каменистую дорожку, тает в темной глубине пруда, красит белым доски веранды.
А внизу, в деревне мальчишка в гэта спешит куда-то, кутаясь в теплое кимоно, перебегает деревянный мостик над рекой. Старик бредет к колодцу, останавливается, поднимает руку к небу, ловит снежинки, и, улыбается что-то вспоминая.
Ветви деревьев тяжелеют под снежными шапочками. Встряхиваются, роняют в траву блестящие водопадики. Здесь редко тучи затягивают небесную синь. Зимой солнце не дает снегу залежаться, и лишь высоко в горах сверкают сахарные пики.
Я улыбнулся. Мурашками пробежала волна тепла, еще не растопив замерзшей души, но наметив самые тонкие льдинки.
А весной? Апрельским утром на рассвете, солнце поднимается из-за далеких гор, и вся долина купается в розовом цвете. Он играет на каплях росы, блестит на перекатах тихо бормочущего ручейка. Темные доски мостика, веранды и амадо будто светятся теплом. Птицы что-то радостно щебечут. На вершине холма шумит под легким ветром сосновый бор, алеет кора и золотится хвоя. Солнце плывет выше, но розовый цвет не уходит. Его будто впитывает снег или туман? То, что окружает темные ветви. То, что рекой спускается в долину и окутывает деревеньку у подножия холма. То, от чего невозможно отвести глаз и что навсегда остается в сердце любого, видевшего. То, что завораживает и околдовывает. Сакура в цвету.
А летним вечером, когда плачут цикады и легкий ветер едва освежает, солнце падает в море, золотя вершину холма, и вековые сосны печально шепчут: «Оясуми»…
Я знал, что когда-нибудь вернусь туда.
Сколько времени прошло? Дни? Недели? Месяцы?
Я видел бурую волну, что захлестнула берег, снесла все живое на пути. И только рыжие купола каких-то построек, как островки, «плыли» над водой. Стаи крыс бежали, спасаясь от гибели. Мутная жижа стекала по ступеням и поднималась из переходов, сочилась из щелей в асфальте. Я знал, что потеряю что-то дорогое, но не понимал, что именно. Я вернулся, я предупреждал, я объяснял, но никто не послушал. Я думал, что ошибся. Я не знал точной даты. Мне не поверили…
Я проснулся, словно вынырнул из мутной глубины. Сердце бешено колотилось, подсказывая что-то. Что? Я помнил сон, но не понимал, что он означает.
Сколько времени прошло? Дни? Недели?
Я видел мутную волну, что захлестнула берег, снося все на своем пути. Она тащила обломки домов и оград, корабли и машины и сотни еще не мертвых, но уже не живых людей. Она ползла вальяжно, как матерый зверь, словно понимая, что уйдет, лишь взяв свое, и никто ее не остановит.
Я видел это и не мог ничего поделать. Как тысячи других.
Смогу ли я теперь вернуться? Есть ли теперь место, что я смогу назвать своим домом? Войдя куда, я с легкостью скажу: «Тадайма!».
А был ли он? Снег, и сакура, и цикады. Если это было лишь мечтой, тем, что спасало меня от серой реальности, тем, где я мог быть собой, а не притворяться в угоду людям.
Есть ли это место на земле?
Есть.
Пусть сгорит последнее дерево, пусть последний клочок земли поглотит цунами, пусть исчезнет мир, но искрами угасающего разума я буду цепляться за тот домик на склоне холма, где весной цветет сакура, где поют цикады и куда ветер приносит запах водорослей и йода. Тот уголок покоя, что всегда живет в моем сердце, и где навечно поселится моя душа, покинув этот мир.
Я буду верить.
Всегда.

14.03.2011.