Каито совершил невозможное – прибрался в своей комнате. Родители будут в шоке, когда увидят аккуратно расставленную на тумбе косметику, чистую и глаженную одежду в шкафу, стерильные полки с учебниками и дисками. Про старательно вымытый пол и говорить нечего. Впрочем, их предстоящее шоковое состояние вызывало только злорадную усмешку. Парень закрыл дверь и тихо спустился вниз. Отец был на работе, мать что-то готовила – все как обычно. Настолько обычно, что даже тошнило. Эти двое ведут себя, будто ничего никогда не происходило. Все те же ежедневные нотации, игнорируемые домашние аресты, не приносящие удовольствия ночные прогулки по клубам с новыми приятелями. Но стоит остаться в темной комнате, как одиночество сковывает по рукам и ногам, заставляет корчиться от сводящей с ума грудной боли, и все, что можно сделать, - это впиться зубами в край подушки и, всхлипывая, глотать горькие рыдания, комом застрявшие в горле.
- Каито, ты куда? – раздался обеспокоенный голос.
Ну конечно! Даже среди звуков бурлящего ужина, гремящей посуды и стука разделочного ножа о деревянную доску мать способна распознать шорох одеваемой обуви.
- Отец не велел никуда уходить!
- Отвяжись, - резко бросил парень и, наконец, выбежал из давящих своей серостью и обыденностью стен.
Пройдя быстрым шагом до конца квартала, он уже привычными движениями включил плеер, и знакомые низкие ноты ударили из наушников. Постояв несколько секунд, чтобы настроиться на волну музыки, Каито медленно двинулся вдоль домов. Эту дорогу он открыл для себя совсем недавно, но даже после первой прогулки уже мог пройти ее с закрытыми глазами. Сколько раз он проделывал это мысленно на протяжении нескольких последних недель! А ведь раньше даже представить не мог, что будет мечтать не о шумных, пропахших выпивкой и наркотиками клубах или почти пустых, но почему-то уютных станциях метро, а о темных, продуваемых ледяным ветром улицах, где одиночество души ощущается особенно остро. При мысли о том, куда он направляется и зачем, а главное о причине всего мероприятия, на глазах навернулись уже ненужные слезы.
Карман оттопыривала сигаретная пачка, в которой оставалась всего четыре штуки. Сунув одну в рот и чиркнув зажигалкой, парень глубоко затянулся, чтобы успокоиться, и побрел дальше. От секундной слабости не осталось и следа, по крайней мере, внешне. Впрочем, и сердце уже не сжималось от невыносимой, но за последний месяц ставшей привычной боли, а глупые сожаления канули во тьму мрачной уверенности в правильности своего решения следовать мечте. Лишь одна-единственная мечта. Или даже смутное желание, которое почти нельзя сформулировать, а произнести вслух совершенно невозможно из-за страха противоречий разума, который обязательно попытается переубедить и может даже заставит повернуть назад.
Два квартала прямо, повернуть налево и еще квартал. Мимо мусорной кучи, возле которой всегда крутится пара-тройка бесхозных собак. Одна из шавок – наполовину облезшая, с редкими пятнами рыжей короткой шерсти и почти оторванным левым ухом, которое болталось на крохотном кусочке кожи – подняла голову и, выпустив из пасти только что найденный протухший кусок мяса, оскалилась и разразилась громким хрипловатым лаем, намереваясь броситься на нарушителя спокойствия, если он попытается подойти ближе. Каито скользнул по ней равнодушным невидящим взглядом и прошел мимо. Собака еще заливалась некоторое время, но по мере того, как парень удалялся от нее, хриплые надрывные звуки все больше заглушались рваными тактами из наушников. Теперь нужно пройти через детскую площадку, потом мимо круглосуточного аптечного киоска и это будет последнее место, где можно увидеть электрический свет фонарей. Дальше впереди ждала почти истинная темнота ночи, где путь виден лишь благодаря многочисленным, но не дающим никакого тепла звездам и еще более холодной растущей луне. Каито усмехнулся.
«Обычно для этого выбирают либо время полнолуния, либо новолуния. Но у меня же все не как у людей. Да, Рен?»
Мысленный вопрос унесся вместе с порывом осеннего ветра, не дождавшись ответа. Вторая сигарета, щелчок зажигалки и новый вопрос.
«Ну и какого хрена ты молчишь? Я к кому обращаюсь?»
Но даже из-под наушников и тяжелых ритмов было слышно окружающую тишину полуночи. Сколько же он уже бродит? Час, два, три? Наверно все пять, если судить по замерзшим и покрасневшим пальцам, которые едва не выронили зажигалку несколько минут назад. Проведя левой рукой по карману, - нет, не по тому, где лежит пачка с двумя сигаретами, а по второму, содержимое которого было куда более объемным, но и более успокаивающим, - парень с досадой цыкнул из-за своего одностороннего диалога.
«Так ты мне ответишь или нет? Нет? Ну и черт с тобой!»
Еще немного и он бы прокричал последние слова вслух, но очередная затяжка спасла тишину от разрушения гневными репликами ее гостя. Каито даже показалось, что та облегченно вздохнула, так как следующие волны ветра были слишком теплыми по сравнению с предыдущими. И даже отдавали каким-то очень знакомым ароматом цветов, название которых уже давным-давно стерто из памяти за ненадобностью. Да и зачем вообще сейчас что-то помнить? Все воспоминания так же остались за чертой, проведенной мелом при помощи чужой руки реальности, которая не уставала делать это снова и снова раз за разом, пока известковая пыль не въелась до основания бездушного асфальта, гордо именуемого окружающими жизнью, после чего сама жизнь уступила одиночеству, мигом облюбовавшему тепленькое местечко в углу горящей от страсти души и переделавшему его на свой манер. Одиночество любви, одиночество существования, одиночество тихих рыданий, насквозь пропитавших стены комнаты, в которую Каито больше никогда и ни за что не вернется. Слишком страшно снова оставаться наедине со всеми этими одиночествами, пришедшими на смену бунтарскому духу и желанию быть рядом с самым дорогим.
Каито остановился возле засохшего дерева. Сейчас, когда большая часть его окружения рассталась со своими яркими одеяниями, оно ничем не отличалось. Но немного раньше чувствовалась его обособленность от всего, что когда-либо появлялось в этом мире, его отстраненность от суеты, его природа другого неизвестного измерения. Плеер был выключен и аккуратно отложен в сторону со словами «Спасибо тебе за все», предпоследняя сигарета с едва слышимым треском догорала в руке, ветер нежно поглаживал голые ветви, где-то вдалеке слышался приглушенный шум машин и уже до безумия знакомый лай.
«Это то, чего ты хотел, да? Признайся, ты же хотел этого. Чтобы я сейчас сидел здесь, как побитая камнями собака, сунувшаяся с грязными лапами в постель хозяина. Что ты все время молчишь?!»
Со злостью бросив потухший окурок на землю, парень залез на одну из веток, достал веревку, несколько мгновений покрутил ее в руках, наслаждаясь гладкостью волокон, – он специально выбирал шелковую, она скользит лучше, - а потом закинул свободный конец на толстую ветку повыше, прочность которой проверил когда был здесь в первый и до сих пор в последний раз. Потребовалось некоторое время, чтобы закрепить один конец, а на втором соорудить петлю со скользящим узлом. Каито даже успел согреться и теперь флегматично взирал с земли на раскачивающийся из стороны в сторону кусок шелковый веревки, стоимостью всего в несколько йен.
«Мда, человеческая жизнь оказывается не так уж и дорого стоит».
Он курил. Это последняя сигарета. Черт, он вообще никогда не курил! А чтобы начать потребовалось всего несколько дней в пыльной темной комнате и присутствие нескольких одиночеств, нагло и беззастенчиво навязывающих свою компанию.
«Это ты виноват. Подонок! Тебе что, так было сложно подождать немного? Ты даже двух недель не выдержал, слабак! А я теперь мерзну тут, чтобы, наконец, увидеть твою рожу. Доволен? Ну ничего, скоро получишь от меня по полной! Гад! Сволочь! Скотина слабохарактерная!»
Последний окурок на земле.
«Ненавижу тебя!»
Несколько шагов к дереву.
«Ненавижу!»
Холод шелка на шее.
«Ненавижу!»
Тугая петля.
«Ненавижу!»
Прыжок.
«Ненавижу!»
Хрип.
«Ненавижу!»
Боль.
«Люблю!»
Темнота.

...
... "Милосердие звездного источника!"...
Последний сейлорвоин во Вселенной вновь выкрикнула заветные слова. И не получила ответа.
Она хотела простить. Она хотела понять. Зная, что если сейчас не поднимет меч, весь мир будет обречен на вечную тьму.
Нельзя слишком долго думать над важными вещами. Подруги просили защитить, сберечь их планету, которую хранили до последнего вздоха. До последнего слова.
Она хотела умереть. Погибнуть с милосердием и состраданием в душе, не видеть больше рукояти меча, его невыносимую тяжесть.
Бороться и ненавидеть. Вот в чем ее долг. Стать убийцей во благо людей, дорогих и близких, молящих о защите.
А она не могла.
Раскинула руки во всеобъемлющем жесте и попросила в последний раз, чувствуя, как кровь течет по истерзанному телу, разлетается в клочья матроска.
"Милосердие звездного источника!" - сейлор пожелала его всем сердцем. Жертвуя жизнью.
... И пришел тогда герой, непобедимый герой, борец за справедливость из другого мира. Он поднял меч и пронзил раскаленным лезвием отвратительного демона. А потом отбросил вынутое из мертвого тела оружие на алеющие камни, липкие от непрестанного потока крови, что струилась отовсюду. Великому герою обрадованные люди воздали почести, ему - своему спасителю.
И погибающий сейлор рыдала над смертью врага, ласково перебирала волосы его и зажимала запоздало рану. Люди, чествовавшие героя, сочли ее предательницей и, пожалев меча, ставшего теперь сокровищем и величайшей памятью народа, закидали юную воительницу камнями, маленькими и большими, как мал и велик каждый человек, искололи ножами, проржавевшими от злобы и ненависти, презрения их носителей.
Девушка не молила уже о милосердии, не нужно оно было сейчас, когда близкие счастливы и закончилась последняя ужасная битва. Она улыбалась спасенным и оплакивала горькими слезами навеки упокоенного демона. Слезы застилали горизонт, светлеющий горизонт, где вдали виднелись потрескавшиеся жезлы, диадемы и полумесяцы. Подруги ее вознеслись на небо, были призваны Луной. Она ощущала их безмолвные объятия, попытки бессильные защитить непутевую распахнувшимися крыльями.
... Последний сейлорвоин во Вселенной лежала в изорванной матроске, сжимая в израненных ладонях свою лунную призму, до которой обозленные и счастливые люди не смогли добраться...
... Она видела, тихо засыпая под жестокими ударами и протягивая дрожащие изломанные руки к погибшему врагу, прекрасному другу, которого не успела спасти, как герой в знак ниспосланной богами победы отрезал демону голову, отрубил чудесные иссиня-черные волосы...
Плакала сейлор кровавыми слезами.
... После два тела бросили вниз со скалы, на острые камни. Мучительный крик вознесся к Луне, горюющей Луне, которая не могла пойти против воли агнеца своего...
... И умерла наконец та девушка, землянка, человек. Успела полюбить красивого юношу, успела полюбить больше жизни подруг и соратниц, успела обнять обезглавленное тело демона коварного, врага всего человечества, вздумавшего уничтожить наш цветущий мир.
... Не стала ангелом-хранителем она, а, возблагодарив людей за муки адские, во искупление греха, что видела за собой, была низвергнута из памяти народа, из душ и сердец его, ибо помнят лишь героев, величайших героев, проклятых вечно сияющей Луной, на поверхность которой так и не вознеслась воительница к ожидающим подругам и любимому. По сей день безутешна Лунная Принцесса, видя благословение посмертное на Земле - гниющие у подножия скалы белоснежные перья, последний дар от девы презренной.
... И есть легенда, что душа той безгрешной перерождается вновь и вновь, вновь и вновь погибая в нечеловеческих страданиях, желая счастья убийцам...
... Дорогая спасительница, спасибо тебе.
Мизуки Араши, 2009

В этом городе сегодня было безлюдно. Ночь склонилась над мертвыми домами, как будто ища в них что-то давно забытое, потерянное. В темных улочках застыло время и теперь здесь не мелькнет тень случайно забродившей сюда собаки. Но он темный рыцарь ночи, ищет ту единственную, которая изменила все его жизнь, и именно он ради нее остановил время. Да это рискованно идти против Хозяйки Ночи, но темный рыцарь готов ослушаться ее, ради одной единственной.
Звезды предатели рассыпались сверкающими бриллиантами по темному небу, наблюдали за его движениями, сообщая Хозяйке Ночи все, что видели свысока. Но он не перед чем не остановиться, рыцарь найдет ее любой ценой, и они сбегут в другой мир, где, ни будет, ни Хозяйки Ночи и ее шпионов.
Заглядывая в каждое окно, темный рыцарь искал знакомый застывший силуэт во времени. Он уже отчаивался найти ее, силы уходили из него тонкими нитями, не давая времени снова идти вперед. Но все-таки его упорство было вознаграждено, рыцарь нашел ее. Она сидела на старой скамейке возле подъезда и смотрела на него черными как бездонный колодец глазами. Но такого не может быть, когда время застывает, даже воздух не шевелится, замерзая под холодной магией разума.
Он подлетел к ней невидимой тенью, сложив за спиной черные, как ночь крылья. Она была так близко и в тоже время так далеко… что делать? Без ее согласия взять на руки и улететь с ней в Запределье? Или вернуть обратно время в свое прежнее русло и объяснить ей все? Если выбрать второй вариант то у них не будет времени, Хозяйка Ночи сразу же найдет его и отправит лунных демонов за их ними душами, да и поверит ли его возлюбленная ему? Однозначно нет. Тогда будем действовать по второму плану. Объяснит он ей все уже на месте, в безопасном месте…

Добавлено (24.10.2010, 12:28)
---------------------------------------------
Темно. Темно и пусто вокруг меня. Нет ничего: ни звуков, ни запахов, ни людей и мира, в котором они живут. Я осталась одна наедине со своими мыслями и воспоминаниями.
Почему я не исчезла в пустоте? Почему меня не поглотили горестные воспоминания? Ответ один на эти вопросы: меня держит цепь надежды. Именно надежда не дает мне впасть в пучину безумия и исчезнуть в беспамятстве.
Я дернула правой рукой, и цепь звонко зазвенела. Словно колокольчик, - подумала я, слушая единственный звук в этой пугающей тишине.
Перед моими глазами возникла картина прошлого. Ранняя зима, я стою возле цветочного магазина в легкой курточке и жду Сергея. Он опаздывал уже на час, но я надеялась и ждала. Еще через полчаса я замерзла окончательно и пошла в кофе, находящийся неподалеку оттуда.
Мой приход оповестил маленький колокольчик. Осматривая зал в поисках свободного столика, я заметила знакомый мужской силуэт. Сердце замерло. Парень был с девушкой. К несчастью он сидел спиной ко мне, но когда он повернулся в профиль, я узнала в нем своего возлюбленного. В этот день умерла любовь.
Воспоминание померкло и снова эта пугающая тишина. По щекам текли слезы, но я была не в силах их остановить.
Через минуту, возможно через час или два появилось новая картина. Я сидела возле кровати своей больной матери. Врачи говорили, что ей осталось со всем не много, но я не верила им. Моя мама была сильной женщиной. Она одна смогла поставить меня и двух моих братьев на ноги. Мама выкарабкивалась и не из таких ситуаций сможет и на этот раз. Но этого раза не было. Той зловещей ночью на Новый Год мама умерла вместе с моей верой.
Снова воспоминание потухло, оставив после себя горькое послевкусие. Сердце сжалось от невыносимой боли. Хотелось кричать, но никто меня не услышит.
Пустота снова овладела всем. Любовь и вера покинули меня, оставив одну, но надежда будто сжалилась надомной решив поддержать своими прочными цепями. Но настолько ли они прочные? Ведь и надежде скоро надоест держать такую тяжелую ношу и бросит меня в пустоту и забвение. Подтверждая мои слава, цепь ослабла свою хватку и стала крошиться словно песок. Я угрюма, посмотрела на них и снова дернула рукой, и замес-то звонкого звука ничего не раздалось.
Спустя мгновение цепь исчезла вместе с надеждой, отправив меня в бесконечный полет безумия и беспамятства. Но на секунду мне показалась, как три прекрасные девушки тянули ко мне руки пытаясь спасти. Улыбнувшись им, я закрыла глаза, а на губах застыли три имени трех сестер: Любовь, Вера и Надежда.

* * *
Я не смог смотреть тебе в глаза, в них царила боль, разъедая твою душу…
Смотря на меня, ты видела мою безысходность…
Зная, что я не в силах тебе помочь.
У тебя не осталось сил, чтобы бороться.
У тебя не осталось больше слёзы, чтобы плакать.
Но ты продолжала идти вперёд, крепко сжав мою ладонь, улыбавшись мне каждый раз.
Но я знал, что эта боль не твоя.
Ты взяла мою боль на себя, с каждым разом всё сильней сжимая мою ладонь, сдерживая себя.
Я старался её не отпускать, даря тебе новую надежду, но я продолжал ненавидеть себя и свою судьбу.
Ты была рождена не для этого.
Я считал это ошибкой,… потому что был слаб….
Не понимая этого, убегая от самого себя,
Я видел и ничего не сделал,… потому что дал тебе обещание.
Если я исчезну, твоим мукам придёт конец.
Каждый раз, обнимая тебя,…но твои глаза оставались такими же…
Чтобы спасти тебя, я уйду, прошу, не держи меня.
Может тогда твоя улыбка не исчезнет ни когда.

* * *

Это не выносимо больно, но единственно, что я могу сделать, так это жить, приняв это…
Я не смог уберечь то самое ценно, что было у меня…
Существую лишь, чтобы искупить свой грех, терпеливо ждав своего конца…
Я всегда буду тебя помнить…
Я обречён вечно наблюдать, не имея права тебя обнять,… молча, смотря на твою могилу,…
Не важно, сколько пролил я слёз не важно, сколько я кричал, всё потерянно…
Моё сердце умерло с тобой…
Как бы я хотел покинуть этот мир с тобой, но ты спасла такого как я…
Тот, кто отнял множество жизней, чья душа объята мраком, но ты нашла во мне не много тепла…
Я не успел сказать тебе эти слова, что я люблю тебя…