***
«Я извращенец, точно…» - Абарай подошел к столу своего капитана и аккуратно коснулся кисти, которой обычно писал Кучики.
«Теплая…»
Конечно, она была ни фига не теплой. Но Ренджи хотелось так думать. Ренджи хотелось дотронуться до тепла своего капитана. Хотелось верить в то, что ледяное совершенство на самом деле чувствительный и добрый такой Кучики…
Уже во всю наслаждаясь фантазией по имени « Ах, Бьяку-тян», Абарай не заметил, как раздвинулись фусума, как зашуршало капитанское хаори, и как дернулась бровь на идеальном лице.
- Фукутайчо, вы не могли бы вернуть мне мою кисть, - капитан уже сидел в своем кресле, положив перед собой идеально ровную стопку бумаги и исподлобья наблюдая за своим подчиненным. Лицо Ренджи, изобразив тысячу и одну эмоцию, остановилось на выражении, которое обычно означало «Сенбонсакура. Больно. Очень.».
- Ну? – тайчо редко выходил из себя. И абсолютно монотонное «ну», обычно предупреждало те редкие случаи, после которых лейтенант шестого отряда еще долго ходил с повязками.
- К-конечно, - Абарая передернуло так, что он выронил кисточку. Драгоценный предмет, отделяющий фукутайчо от веселых каникул в госпитале, упал на пол.
Кучики не любил, когда трогали его вещи. Еще больше он не любил, когда их роняли. И вроде бы все могло кончиться, как обычно, то есть выходными с мазями от Уноханы-тайчо, но не кончилось.
В чем было дело? А дело было в сотайчо. Проведя с капитаном шестого отряда, образцом и кумиром чуть ли не для всего Сейрейтея, деловую беседу главнокомандующий разлепил глаза в той самой ужасной манере, которой обычно запугивал рыжего риоку.
«Рокубантай – тайчо, можете ненадолго задержаться?»- конечно, старик был вежлив, но чертов загробный голос всегда вызывал какие-то смешанные эмоции. Кучики повернулся, ожидая просьбы о поиске чего-то в семейных архивах или еще о чем-нибудь, и был крайне удивлен, услышав «Кучики-тайчо, вы ведь понимаете, что сейчас у нас проблема с капитанским составом. Не могли бы вы не создавать таких же проблем в составе лейтенантов?». Что в переводе с аристократического языка, чаще всего означало «я дам тебе в лейтенанты Мадарамэ, дорогой-любимый». Кучики в большинстве случаев передергивало от одного только имени третьего офицера одиннадцатого отряда. Конечно, работу на него не свалишь, на тренировках не помучаешь, в тесто раскатать тоже сложновато. Можно даже на Хозукимару напороться.
Абарай как нельзя лучше подходил на роль лейтенанта для Бьякуи. Он не перечил, а даже если так, то всегда за закрытыми дверями своих покоев, не жаловался, и прогуливал с удивительным талантом, так чтобы не быть нужным своему капитану. Плюс, считал, что побои, устраиваемые ему капитаном и называемые «персональными тренировками» только укрепляли его дух.
Вот и сейчас, Ренджи уже был готов к тому, чтобы через пару часов превратиться в послушное тело, исполосованное лепесточками шикая по имени Сенбонсакура.
Кучики не кричал, не устраивал цветений прямо в офисе, он просто ждал, когда придет время тренировок и тогда отрывался. Кучики не смотрел на Ренджи, он просто напоминал ему, кто главнее своим фирменным кучиковским взглядом, от которого реснички покрывались инеем. Кучики был капитаном, монстром и главным персонажем эро-снов Ренджи.
«Красивый,» - Абарай украдкой посмотрел на Капитана и вздохнул.
«Я его убью,» - Кучики попытался вздохнуть, но почему-то обратно воздух не шел. Капитан искренне не понимал, почему его так бесит ананасововолосый лейтенант с широчайшей улыбкой на топорной физиономии. За всю свою аристократичную жизнь главы клана (исключим тот прекрасный период взросления) он злился всего на двух людей. Первый из них благополучно прописался в Хуэко Мундо и теперь попивает чай, общаясь с новоиспеченным Ками-самой. А второй, как раз, сидит и откровенно пялиться на него. И то, Ичимару злил Кучики только потому, что когда-то в детстве тот спер у него печеньки. Даже акулообразный Зараки раздражал Бьякую намного меньше.
И ведь даже не прикоснуться к нему…

***
- Да, ладно, Ренджи! Не может же от быть настолько злым! – Хисаги махнул на него рукой, приканчивая очередную порцию сакэ. С тех пор, как Тоусен покинул Сейрейтей, Шухей пил, как Рангику в депрессии. А она-то уж точно была мастером.
- Правда, семпай, он постоянно на меня злится! Я уже даже в офис заходить боюсь! Мне он и его проклятая катана в кошмарах сняться.
- Да-да, конечно, заливай больше. А потом ты опрокидываешь его на лопатки и… - Мадарамэ больно саданули по коленке. – Бля, ты что, совсем сдурел, Абарай?!
- Заткнись-ка. И без тебя тошно. Вот попробовал бы ты просидеть с ним в одном офисе денек, я бы посмотрел на тебя, лысенький, - Ренджи улыбнулся в духе Ичимару и увернулся, когда ему в челюсть полетела нога Мадарамэ с криками «я не лысый!»
- Прекрасные люди не бывают злыми…
- Да, знаю. «Они просто эксцентричны»… ты бы уже что-нибудь новое придумал Юми-тян.
- Знаешь, что, Абарай? Все проблемы решаются быстрее с сакэ! – Рангику улыбнулась и подлила Ренджи очередную стопку.

Спустя три часа и восемь бутылок сакэ, Ренджи, наконец, отпустило.
Шухей с Кирой веселились в углу, кидая притащенный с грунта дартс в свежее намалеванные портреты бывших капитанов, которые больше напоминали Ями и Ями поменьше. Мацумото и Юмичика дрались за зеркальце, попутно здесь же Хитцугая пытался выволочь своего лейтенанта на воздух. Иккаку пел что-то невразумительное из репертуара Спирз (Ичиго додумался подарить коллекцию дисков Юзу именно ему). А фукутайчо шестого отряда вспоминал черты лица своего капитана, попутно пытаясь не заснуть и не кончить от перевозбуждения.
Немного погодя, Тоширо, изрядно помятый и обозванный «пусечкой», притащил рокубантай-тайчо и джуичибантай-тайчо, чтобы «пресечь пирушку посреди недели». Из комнаты тут же исчезли Рангику и Абарай, зато все оставшееся сакэ досталось Кенпачи.
- Мацумото!!! – послышалось откуда-то издалека. И хотя содержание алкоголя в крови было уже больше содержанием крови в алкоголе, что-то все равно подсказывало Ренджи, что близится Сенбонсакура.
«Я его убью. Раскатаю в листочки, высушу и буду заваривать из него чай», - подобные мысли почти никогда не посещали бигудястую голову капитана, но сегодня он просто не мог придумать ничего другого. Он мог ударить его, но это было как-то не по-кучиковски, он мог бы сломать ему руку, но это еще более не по-кучиковски. А за Сенбонсакуру хвататься было запрещено. Теперь уже даже свой собственный занпакто Бьякуя относил в список «не по-кучиковски».
- Бьяку-тя-я-я-ян… - сильные пальцы Абарая ухватились за Гинпаку. Наверное, будь он трезвее, он бы услышал, как взвыл про себя Кучики, как мысленно капитан отрывает ему голову и как леденеют стены домов вокруг. Больше, чем тупые поступки Ренджи Бьякуя не любил, когда кто-либо трогает его шарф, а еще больше, чем это он ненавидел, когда кто бы то ни было, обращается к нему как-либо кроме Кучики-тайчо или Бьякуя-сама, ну совсем крайностью было «Нии-сама».
«Тупоголовый руконогаец», - Бьякуя осторожно отцепил пятерню лейтенанта от своей собственности. Он все еще не простил последнему пятно крови, посаженное в последнем бою. Оно не сходило и блеклым бурым пятном всегда терлось о шею Кучики. «Мог бы и аккуратней истекать кровью», так обычно Кучики заминал невесть откуда появляющееся чувство вины и сочувствия, при упоминании того случая.
Абарай поспешно отключился, наверное, сработал инстинкт самосохранения, так что остаток пути до казарм капитану пришлось волочь его на себе. «Интересно, ты хоть понимаешь, насколько ты бесишь меня?» - Кучики посмотрел на своего захмелевшего подчиненного. От него разило покрепче, чем от Рангику в депрессии, ну она то точно была мастером… В голову полезли воспоминания о тех редких минутах потери самоконтроля, когда он мог позволить себе нервно вздернуть бровь или того хуже, обреченно вздохнуть! Бьякуе стало стыдно за свое поведение, ведь он нарушил идеальную обездвиженность своего лица, да еще и ради кого!
И тут до капитана дошло. Никто и никогда, включая Хисану и Рукию, не был ни разу удостоен оживления мимических мышц идеального кучиковского лица(опять же опуская период взросления ледышки-сана).
«Плохо…Ками-сама, дай мне сил вынести все это» - Бьякуя не помнил, когда в последний раз говорил «Ками-сама» и «дай» в одном предложении, он вообще не помнил, чтобы упоминал когда-либо Ками-саму в своих мыслях.
«Бьякуя-сан (Себонсакуре тоже прощалась такая фривольность), ты болен. Оставь его и иди-ка ты домой» - занпакто иногда имел свойство перевоплощаться в мамочку, так что Бьякуе трудно было простыть или проспать.
«Не могу. А если с ним что-то случиться?»
«С НИМ?» - меч фыркнул, - «Ну, ладно, только поторопись.»
«Стоп! Игде он живет?»
«Ты не знаешь?»
«Как бы… никогда не интересовался»
«Ты гений, Кучики. И что теперь?»
Бьякуя сто раз поблагодарил Ками-саму за то, что никто не слышит, как занпакто отчитывает его. И еще сто раз поблагодарил его же за то, что никто не видит сейчас ни его лица, ни его мыслей.
- Бья-ку-я-тай-чо? – Абарай встал на ноги и вылупился на предмет своих мечтаний.
«Я…его…ненавижу…»
Кучики стоило слегка дернуть бровью, чтобы Ренджи хлопнулся в обморок.
«Знаешь, это, конечно, сугубо мое личное мнение, но, по-моему, ты его совсем запугал.»
«Не неси околесицу. Ничего я его не пугал»

***
Таким образом, вернувшись в свое поместье в два часа ночи, с пьяным лейтенантом на спине, Бьякуя был заботливо встречен Рукией.
- Нии-сама?! – лицо девушки выразило глубочайшее непонимание происходящего, плавно перетекающее в «А вот и Соде но Сираюки! Познакомься, дорогой Ренджи». Бьякуя одарил сестру фирменным взглядом быстрой заморозки и прошел вглубь зала, все еще таща фукутайчо.
- Где вы были?!
- В лошадку играли, - голос Бьякуи изрядно обдав Рукию кислотой, скрылся где-то в дальних комнатах. Кенсейкан съехал, хаори помялось, запах сакуры выветрен окончательно. Если бы не запрет сотайчо, то он Ренджи бы уже давно ничего не осталось. К сожалению, Кучики не умел не впадать крайности. Поэтому, если не убить, значит заботиться. То же самое распространялось и на Рукию.
- Тайчо? – Абарай повторил это уже в третий раз за час, аккурат за несколько секунд до первых трех обмороков.
- Не отключаться, - голос Кучики быстро вернулся в типичный командный тон, так что Ренджи даже соскочил со спины своего капитана и вытянулся в струнку. Только через пару секунд, он сообразил, что только что сбылась его мечта. Он прикоснулся к тайчо.
Из очередного приступа фантазий категории «Ах, Бьяку-тян» его вырвал металлический голос капитана.
- Скоро у нашего клана празднование, так что свободных комнат в поместье нет, - констатировал Бьякуя и встретившись с взглядом, означающим «КАК?» добавил:
- Мой клан огромен, так что тебе придется спать либо в комнате Рукии, либо под одним потолком со мной, - Бьякуя не упустил бы такую возможность поизмываться над лейтенантом. В его присутствии он не просто расслабиться не мог, он даже дышать ровно был не в состоянии.
«Ты садист, Бьякуя-сан»
«Зато я умен»
- Я лучше к Рукие пойду.
- Она молода, ты глупец… Нет. Не позволю, - Кучики слегка ослабил голос, отчего Ренджи передернуло еще сильнее, чем от фирменного взгляда.
- Я… Вы… Спать? В одной ком-ком-комнате...- Ренджи уже собирался опять брякнуться в обморок, но потом передумал.
- А может у вас есть диван?
- Отличная идея, с утра пораньше, весь мой клан познакомиться с моим лейтенантом, спящим на диване в центральном зале, - голос капитана просто сочился ядом. А в сочетании с холодно-отмороженным выражением лица и нервно захлопнутыми глазами, это производило удивительное впечатление. Абарай обреченно кивнул, понимая, что сегодня он в лучшем случае не заснет.

***
Ренджи все изучал этот проклятый потолок. После гостеприимно-издевательского «располагайся», Ренджи приземлился на футон и чуть не подавился собственным дыханием, когда великий и божественный тайчо начал переодеваться. Не смотреть не выходило, смотреть было опасно, поэтому Абарай закрыл глаза и вслепую натягивал выданную капитаном пижаму.
Никто не знал тайчо таким. Никто понимал через что проходит Абарай каждый день. Возможно, это желание достичь и перегнать, так сильно злило его, возможно, сам Абарай был далеко не лучшим лейтенантом, но он искренне и простодушно не понимал за что его так. И все же он хотел быть, как Кучики, хотел быть рядом с Кучики. Он хотел Кучики.
А вот Кучики, похоже, совсем не хотел его.
После удаления заколки, Бьякуя отвернулся и вроде заснул.
А в уже протрезвевшую голову Абарая забрались мысли о том, как же круто было бы, если бы он мог коснуться капитана еще раз. И может даже не только коснуться.
Абарай закрыл глаза и перекатился на футон Бьякуи. Его рука осторожно коснулась черных, как смоль, волос.
И вот уже он целует капитана, страстно, неистово, пытаясь забрать его всего. Скользил языком по губам, умоляя впустить. Рот Кучики слегка приоткрывается. Он вкусный. От него пахнет жасминовым чаем. Руки скользят по приподнятому над простынями телу, играют с волосами, такими мягкими и непослушными без проклятой заколки. Абарай нехотя отрывается от губ, опускаясь ниже, вереницей поцелуев изучая в темноте любимое тело, языком касаясь ключиц, вдыхая дурманящий запах его тела. Бьякуя тихо стонет, оттягивая Ренджи за волосы на затылке, заставляя посмотреть на себя. Он улыбается, в едва различимом свете луны блестят его глаза. Бьякуя проводит рукой по рельефному животу, опускается ниже. Вслед за рукой опускается напряжение, копившее в груди. Пах сводит приятной судорогой. Ренджи хватает его губы и прижимает капитана к футону, чуть ли не воя от возбуждения. Кучики послушно разводит ноги, скидывая легкие штаны, избавляясь от одежды. Он сексуален, от него кружиться голова. Абарай аккуратно проводит рукой по центру напряжения своего возлюбленного, нагибается, и его губы смыкаются вокруг головки. Дразнит языком, всасывает и останавливается на пару секунд, смакуя стоны ледышки. Бьякую трясет, он больше не может терпеть. Абарай опускает руку ниже, нащупывает нужное отверстие и аккуратно толкается внутрь. Рванный стон, затем еще один, грудной, когда присоединяется второй палей. Ренджи старается держаться, но все труднее, возбуждение уже сносит крышу ко всем проклятым меносам. Абарай выводит пальцы и…
И…
И… просыпается. Просыпается от пинков капитана.
- Ренджи, отпусти мои волосы, - Абарай распахивает глаза.
Где секс? Где стонущий Кучики?
- Отпусти, - как по голове ударили. Абараю обидно, что это всего лишь сон. Он с досадой выпускает пряди шелковистых волос и смотрит на Кучики.
Бьякую словно током шибануло. Абарай – неотесанный руконогаец, ананасообразный монстр, сидящий в его офисе, только что чуть ли не плача, запустил пальцы ему в волосы и также чуть не рыдая, отпускает их. И типичная наглая ухмылка сменилась чем-то между «Паппи айз» и Хинамори-фукутайчо. Его даже пожалеть хотелось.
И даже желание Пустить в ход свою уникальную мясорубку вдруг исчезло.
- Извините, - Абарай отворачивается и двигается в другую сторону.
И голос у него тихий и грустный. И глаза почти на мокром месте…
«Меносы тебя раздери…» - на Кучики накатывает волна воспоминаний о всем зле, причиненному им лейтенанту. И даже стыдно как-то. По-кучиковски стыдно и жалко его.
«Ненавижу…»
И вот опять, как гром среди ясного неба. За что Кучики так ненавидел Абарая, за что издевался, за что наказывал и полосовал вишенкой, он понял. Наконец, все встало на свои места.
Абарай заставлял его шевелиться, чувствовать, повышать голос. И желание прикончить его за это было совершенно оправданным. Столько лет тренироваться в достижении идеального холодящего взгляда, так долго играть роль неприступности, отгораживаться от всех, чтобы потом какой-то нахал, выскочка, появившийся, как смерч в его жизни, перевернул все устои, с криками и воплями о том, что он превзойдет его. Его – Кучики Бьякую.
Достойно похвалы. Достойно одобрения.
Достойно хотя бы того, чтобы помочь ему в этом.
«Дошло, наконец» - Сенбонсакура, как всегда сделал вид, что все знал с самого начала, хотя дошло до него только сейчас, если не позже.
Кучики вздохнул.
- Эй, - Бьякуя прикоснулся к сжавшемуся в комок Абараю. Того передернуло. Теперь, наверное, он в каждом слове слышал намек на Сенбонсакру.
- Я извиняюсь, тайчо, - Ренджи свернулся еще сильнее.
- Ничего, - голос все равно был каменным. Годы тренировок не прошли даром. – Я не злюсь.

***
Почему никто другой не выводил Кучики из себя? Почему ему никто не нравился?
Укитаке – слишком добр, болен и у него есть Шунсуй. Шунсуй слишком нетрезв и небрит, плюс, у него есть Укитаке и Нанао. Нанао сама по себе не очень, красивая, конечно, но злая и у нее есть Шунсуй. Шуухей с цифрами на лице, Кира меланхоличен, Хитцугая молод, Рангику – идеал, но характер у нее не сахар, да и пьет она, будь здоров. Мастер, как-никак. Юмичика самовлюблен, Иккаку влюблен в Юмичику, Сотайчо… Само по себе безумие любить Яму-джи. Сасакибэ, почти такой же маразм, как любовь к Джи. Сойфон, наверное, кусачая. Омаэду можно вообще не упомянать. Унохана подозрительно спокойная. Исанэ подозрительно взбалмошна для такого спокойного капитана, как Унохана. Хинамори похожа на ребенка. Иба похож на охранника. Ичимару сбежал, как и Айзен с Тоусеном. Зараки похож на акулу. Ячиру еще ребенок. Куротцучи, в целом, странная семейка недолюдей, пугающие сами по себе. Киёнэ и Сэнтаро влюблены в Укитаке. А Коммамура был лисой, так что…

Абарай задавал себе примерно те же вопросы, но кроме того, что Коммамура был лисой в голову ничего путного не приходило.
«А ведь он и правда лиса…» - подумали он почти одновременно.
Ренджи лежал на груди капитана, перекинув ногу через его бедро и обняв одной рукой за талию. Кучики играл с волосами Абарая, разглядывая потолок. Было удобно и тепло. Мысли не суетились и не били тревогу. Было комфортно. Впервые за долгое время.
- Тайчо, - тихонько позвал Абарай.
- А? – мягко отозвался Бьякуя и посмотрел на лейтенанта.
- Не знаю, может не время сейчас, но все же…
Бьякуя уже был готов к той самой фразе. Уже был мысленно рад тому, что можно перестать ненавидеть Абарая. Можно будет погладить его по волосам и поцеловать. В конце концов, они пролежали так уже без малого полчаса и ничего.
- У меня рука затекла, - Абарай улыбнулся и покраснел.
«Чертов руконогаец!» - Бьякуя подвинулся, выпустил из рук его волосы и они расцепились. Почти мгновенно Ренджи подхватил капитана за поясницу и прижал к себе, впиваясь в губы поцелуем. Супер скорость Бьякуи отключилась, как и мозг, зато один из органов среагировал мгновенно.

Сознание к рокубантай-тайчо вернулось только тогда, когда Абарай, навалившись всем телом, оставлял на шее память о себе. Это было приятно и странно одновременно. Бьякуя подался навстречу своему любовнику, и вдруг понял, что он ибо абсолютно раздеты. Это заводило. Бьякуя сцепил ноги на пояснице лейтенанта и…
И…
И дальше меня вытолкали из комнаты, закрылись на ключ и больше не пускали.
Жаль, конечно, но у яойщиков фантазия дай боже, так что не пропадут.

***
Где-то в районе рассвета, Ренджи отлепился от своего капитана, конечно не без помощи вышеупомянутого.
- Тайчо, - промурлыкал обладатель Бабуино-змея и уткнулся лицом в простыни.
- Замолкни, не хочу, чтобы Рукия решила нас проверить. Она молода, а ты дурак, так что…
Абараю нравился такой Кучики. Кучики, который улыбался и стонал во время секса. Кучики, которого можно было назвать «Бьякуя», когда изгибаешься под ним. Ему нравился теплый и вкусный Кучики.
- Эй, пора идти. Скоро должно начаться построение.
- Скоро?!
- Часа через полтора, - конечно, типичное кучиковское поведение не пропадало просто так, но все ж лучше, чем быть козлом отпущения.
- Тайчо! - Абарай кинулся на шею Бьякуе, получил по башке и только потом встал и оделся. Все это выглядело комичным, особенно если учесть, что на людях они общались все так же, как раньше.
Абарай по-прежнему боялся разозлить тайчо, Кучики по прежнему смотрел на фукутайчо, как на подчиненного.
Все было по-прежнему.
Только теперь Сенбонсакура приросла к ножнам, Унохана забыла, как выглядит Ренджи, Рукия периодами впадала в транс, вспоминая Нии-саму, катающего бухого лейтенанта на спине, и Абарай, наконец, смог воплотить все свои мечты с пометкой «Ах, Бьяку-тян».